21 мая сего года исполнилось 100 лет со дня рождения любимого нами советского и российского писателя Бориса Львовича Васильева. Сейчас и позже, было и будет сказано много добрых и высоких слов о нем! И я тоже хочу внести свою лепту в это благородное дело: он этого заслуживает. А дело было так!.. Мой дед-генерал дружил со многими писателями-фронтовиками; бывало, что гостевали друг у друга. Вот и в тот раз деда пригласил к себе в гости на дачу под Москвой писатель Борис Васильев. Дед старался приобщать к культуре и меня, забирая на такие встречи с собой, еще с детства.
И вот мы доехали на электричке до Солнечногорска. А далее на такси – точно до дачи Васильева. А там, у калитки, уже прощается седовласый мужчина с внешностью льва. Как мне потом сказал дед, это был их общий друг – писатель Юрий Нагибин, эрудит, умница, настоящий друг. На дворе уже была эпоха «гласности».
За чаепитием на веранде разговор с дедом у Бориса Львовича перешел из делового русла в воспоминания; тут же вспомнился Юрий Маркович. Хозяин дома начал монолог:
— Саша (имя деда)! Ты же Юру давно знаешь. Но вот эту тему, думаю, нет. Он же меня точно спас из «психушки»! Как? Когда? Да как раз до моей известной повести. Я давно тогда хотел написать что-либо о неудачах наших в 1941 году, в начале войны. Больная тема. Так родилась повесть «А зори здесь тихие…».
Тут к разговору подключилась супруга Бориса Львовича – Зоя Альбертовна:
— Конечно, Юра спас Борю! Он же, супруг мой, человек эмоциональный, и запала ему в голову безумная для того времени идея – написать правду об отступлениях на своем примере. Это при Суслове-то! Главном идеологе СССР, — человеке сухом, желчном и мстительном. Он тогда дал точные указания: никаких страданий, страхов и сомнений на страницах книг о войне, тем более, к юбилею Победы! И пригрозил Суслов «психушкой» за вольности в военной теме, резко и без сомнений. Вот об этом Юра Нагибин и сказал нам. Он же служил во время войны в отделе политпропаганды и, хорошо зная существующие «правила» поведения, спросил тогда у Бори, — что именно он хочет написать, чтобы заявить о себе как о зрелом литераторе.
Борис Васильев вступает в разговор:
— Дай мне самому рассказать, Зоя. Ну, я Юре и поведал содержание повести о начале войны, задуманной мной. Как мы вечно тогда, в 1941 году, отступали – именно я и товарищи мои – от Смоленска к Москве. Нас тогда постоянно отсекали от своих частей немецкие десанты из холеных и откормленных детин. Помню, бегу я, отступая, через поле ржи, оглядываясь назад, и вдруг ударяюсь во что-то большое. Оказалось, это – огромный фриц с кулаками-кувалдами. Он поднял меня за шкирку, поставил и звезданул кулаком в лицо. Лечу я, вижу березки, колки на краю поля так и мелькают со свистом, как в окне открытом, в поезде… Лечу, упал и думаю: лишь бы он не подошел меня добить! Но он, видимо, подумал, что убил меня ударом кулака. Пролежал я до темноты, а там вдоль реки в сумерках крадучись пошёл на восток, к своим. Слышу голос: «Кто идет? Руки вверх! Без глупостей!» и повтор по-немецки, с сильным русским акцентом. Ну, думаю, свои – так и оказалось: пограничники, заградотряд, охрана тыла. Я им и «сдался».
Привели меня к командиру, он меня детально осмотрел, обойдя вокруг, спросил ФИО, посмотрел документы и спросил об отце. Оказалось – просто чудо – он знает моего отца по гражданской войне! С души камень упал. Меня накормили и, расспросив о том фрице-десантнике, предложили сходить на ночь в дозор с ними, если спать не буду. Я пошел с ребятами. И что ты думаешь, Саша?! Нам тот фриц и попался. Пограничники, — коренастые, мощные «квадраты», подхватили его за руки и ударили рожей и грудью о землю, а потом лихо, со словом «Делаем!» перебили ему руки в локтях через колено. Он тут же обмяк, потеряв сознание. И тут у меня душа возрадовалась, что есть у нас люди, не боящиеся этих громил, а ломающие им кости, как спички! Но всё это я, послушав Юру Нагибина, писать не стал, а по его же совету «переписал все свои страхи и комплексы на девчонок-зенитчиц, недавних школьниц». И это всё прошло на «ура» через цензуру. В журнале «Юность» Борис Полевой тут же повесть опубликовал, и я проснулся знаменитым! А мог бы попасть в «психушку»… Вот что значит добрый совет друга»!
Разговор этот у нас был с любимым писателем Б.Л. Васильевым во времена «гласности», а помнится, как сейчас…
А. Батурин