Лет пять тому назад мама вышла на пенсию. Провожали её очень торжественно. От дирекции совхоза, партийной и профсоюзной организаций в адрес мамы было сказано много добрых слов, о её честной работе и ещё о том, что вырастила она хороших детей. Из детей в зале сидела только она, Мария. Старшая сестра, Фрося, жила к тому времени в городе Ульяновске и не смогла приехать, оба брата после армии подались в торговый флот и были в плавании…
Фёдор Трофимович, директор совхоза, говорил замечательные слова, а люди, сидящие в зале, аплодировали. Когда он сказал, каких детей вырастила Дарья Семёновна, то Марии пришлось подняться на сцену и сесть рядом с мамой. И ей тоже аплодировали, хотя у неё ещё не было никаких заслуг, а зоотехником она работала только второй год после окончания техникума.
После того, как Мария вышла замуж и уехала с мужем в другое село, Дарья Семёновна живёт одна в старом, пустом доме. Всё в нём ходит ходуном – скрипят половицы, разноголосо поют двери. Да и сама хозяйка стала часто болеть. Теперь уже скотину никакую не держит. Было у неё десятка два кур, но прошлым летом приехала старшая дочь с внуками, съели всех кур, да и уехали, позабыв сказать бабушке «спасибо».
Мария тогда очень рассердилась на старшую сестру – не столько из – за этих проклятых кур, а за то, что никакого подарочка старухе не привезла. У матери и пальто хорошего нет, и платья перешитые. Конечно, всё это могла купить и подарить матери сама Мария – не такие уж на это пойдут великие деньги, но как можно: у Петра каждая копейка на учёте. И та, что есть в доме, и та, которая ещё только должна прибыть.
Они, Соболевские, весь род такой: копейка к копейке, рублик к рублику… И сына своего единственного вырастили точно таким же – ни копейки не потрать попусту! Когда Мария ещё только дружила с Петром, соседка Соболевских, теперь уже покойница бабка Грибова, встретила её как – то у фермы. Всегда добродушная и смешливая, на этот раз бабка зло сказала: «Жалко мне тебя, девка. Закрутит тебя Петька, а радости с ним не увидишь. Оборотень этот Петька, весь в папашу своего пошёл, Ивана Петровича… Мои сынки в войну все, как один, три соколика, полегли. И твой батька сколько от ран страдал! А этот, оборотень, всю войну на продовольственном складе проторчал…»
Высказав всё это, бабка Грибова пошла своей дорогой. А на свадьбе старуха плясала пуще всех. Плясала, плакала и, вконец захмелев, кричала Петру:
— Гляди, счастливчик, не загуби такую красу – ты, видать по всему, покрепче бати своего будешь!
Бабку, помнится, тогда утихомирили, а отец Петра подсел к матери невесты и, как шмель, ласково гудел: — Что верно, то верно, Дарья Семёновна, раскрасавицу в дом берём и не горюем, что без приданого…
При этих словах за столом как – то разом стих пьяный гомон, и Мария увидела, как мать, побледнев, встала и громко ответила:
— Не кручинься, сватушка, приданое за дочерью даю самое дорогое: честь девичью, трудолюбие, да вот этот платок, за хорошую работу мне дареный!
Сказав это, мать сдёрнула с себя пуховый полушалок – премию совхоза за первенство в соревновании – и бережно накинула на плечи Марии.
… Идут, идут по шоссейке совсем редкие машины. На стене уже три раза гулко пробили часы, а сна нет. Знает Мария, что сна так и не будет. И больше всего хочется ей сейчас схватить сонного Алёшку, завернуть его в мамин пуховый полушалок, остановить попутную машину – и до Сосновки. А там забрать мать из развалившегося уже дома и уехать, куда глаза глядят… Не то настанет утро, и всё будет, как прежде.
Разбитной на людях, охочий на шутку «парень – рубаха», Пётр при случае угодничает перед начальством: спит и видит себя бригадиром. А дома?
Дома, по – кошачьи сузив зрачки глаз, дотошно высчитывает каждую копейку, потраченную за день, и упрекает Марию, что она «нескладёха», «разиня» – могла бы, бестолочь, договориться с доярками и ведро – другое принести жома с фермы для своей скотины…
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.