Радиоканал Чемал Плейлист

Поэтому так трудно ей было снова прийти в себя. А хозяин, меж тем, неторопливо, но настойчиво тянул табачный дым через урчащий черемуховый чубук. Наконец трубка совсем ожила. Чубук прогрелся. Урчания и писки прекратились. И дымок самосада легким облаком завис у входа в омшаник.
Пасечник поднялся. Выплеснул из чайника остатки чая на затухающие уголья. Прошел за омшаник, где в тени около самой речки всегда в дневное время», когда пасечник находился на пасеке, сидел на цепи верный друг хозяина и неусыпный страж колхозной пасеки волкодав Шерхан. На пасеке было два омшаника. Большой ближе к реке, рубленный из доброго леса — для колхозных пчёл. На противоположном краю поляны, выкопанный в подножии горы и забранный колотым лесом омшаник поменьше – для личных пчел пасечника. Между омшаниками была натянута стальная 6-миллиметровая проволока. Вдоль нее на блоке бегал мохнатый с коротко обрубленным хвостом Шерхан.
Пасечник привёл из-за омшаника пса. Пристегнул цепь к блоку на проволоке, и Шерхан, насидевшийся за день на короткой привязи, кинулся с радостным и буйным лаем вдоль проволоки.
Андреян Никифорович перекинул через плечо подсумок с патронами, винтовку. Нож охотничий всегда висел у него ее сбоку на поясном ремне. Закрыл двери омшаника на щеколду специально откованным шарнирным ключом. Ключ повесил на гвоздь, вбитый в стену омшаника изнутри, просунув для этого руку с ключом через отдушину в стене, прорезанную слева от дверного косяка и выше. В отдушину вставил выпиленный из бревна обрубок.
Так что неопытному глазу не вдруг открылась бы такая простая житейская хитрость. Взял стоявший у стены омшаника крепкий таяк – костыль и по своеобразному мосту — стволу старой березы и прогибавшейся под ногой, еще молодой, сосне, никак не скрепленных между собой, но крупно пресеченных топором крест-накрест, чтобы не соскользнула нога, перешел через быструю неумолчно ревущую речку.
Шерхан шумно проводил хозяина, беснуясь вдоль проволоки. А добежав до конца ее у большого омшаника, в неуемном рывке натягивал цепь и вставал на дыбы у самых концов лесин, перекинутых через речку. Охотник быстро пересек дорогу, пролегавшую по левому берегу реки мимо пасеки и соединявшую вершинный и устьевой колхозы. Сразу от дороги шел крутой подъем на солнцепечный склон долины. Пробираясь между валунами у подножия склона, а затем продираясь сквозь густые заросли жёлтой акации и выше через кусты караганника, пасечник еще долго слышал могучий голос своего верного друга.
Солнце быстро опускалось к мохнатым вершинам Каракемского хребта. Вот оно своим краем коснулось трезубца вершины Агайры. Полоснуло золотым слепящим лучом по каменным столбам Кендырьлинской гривы. Задержалось на миг. Расплавило скалы в золото и тут же скрылось за хребтом.
Охотник подошел с подветренной стороны к Кудюру, неспеша расположился в караулке, сооруженной под небольшой лиственницей, вывернутой с корнем буйным налетом весеннего ветра.
Стенка с бойницей, обращенной к солонцу, была выложена из серых глыб песчаника, Вынув из подсумка первый попавший под руку патрон, охотник дослал его в патронник повидавшей не мало на свеем веку берданы. Просунул ее ствол в бойницу. Приладил прикладом на рогатину, воткнутую в землю перед бойницей. Справа от бойницы на край плиты, торчащий из стенки караулки, положил ещё пару патронов, снаряженных круглыми свинцовыми пулями собственного изготовления.
Смеркалось. Снизу, перекрывая шум речки, снова послышался грозный предостерегающий лай Шерхана. Сквозь лай отчетливо донеслось до уха щелканье подкованных конских копыт по камням дороги.
«Председатель Соурчаков возвращается из района», — подумал пасечник. «А коня гонит!.. В гору! По грязи, по камням!.. И темнота-то – глаз выколи! Пре-о-от. Как на пожар!..»
Наперехлест зазвенели наковальни кузнечиков. Невдалеке в мелком осинничке запел свою немудреную, удивительно одинокую и тоскливую песнь «петушок-сиротка». Прошелестел в вершинах осинок теплый горный ветерок. В сиверу за речкой, за пасекой ухнул ночной хозяин леса – филин. Из деревни долетело отчаянное тявканье напуганной кем-то собачонки.
Мыкнул чей-то теленок. Рассыпалась и смолкла трель гармоники. По темно-синему небу прочертила крутую дугу упавшая к Каракольским озерам звезда.
«Наверное, правду говорят старики-алтайцы. Когда звезда падает в одно из Каракольских озер, вода в нем закипает и выплескивается через берега. А сливаясь ниже, образует новое озеро. Так озера эти и образовались цепочкой. Как по ступенькам. Одно ниже другого. Сперва родилось одно, верхнее. Скатившаяся с небес звезда ударила в белок. Белок растаял. Вода собралась во впадинке под белком. Вот те и озеро. А потом… Потом…», — у охотника слипались веки. Будто кто их намазал медом. Голова неумолимо клонилась к прикладу винтовки.
«Вот и рыба в тех озерах не водится», — брели мысли в отяжелевшей голове.
«Вода холодная. Чистая как слеза, а хариуса там нет…»
«Рыбе бы только завестись в озере. Ан с неба звезда горячая. Оно и кипит… Где уж тут…»
И то ли дурманящие запахи цветов и горного разнотравья, прерывистый ли говор речки на дне ущелья, убаюкивающий ли шелест листвы берез и осин, таинственный ли шепот и потрескивание нагретых летним жарким солнцем камней и ожидающих теперь тепло свое ночи явились причиной весьма далеких от каждодневных дел и забот пасечника, отрывистых и вместе с тем довольно последовательных мыслей в голове его.
— А звезды и в другую сторону катятся, — слышалось ему в звоне круглолистных осин.
— К трезубцу Агайры, — уточнял густой шелест листвы берез.
— Дубасят, дубасят по нему, а он стоит себе!.. – торопилась скороговоркой речка.
— Звезды-то метят в какой-либо зубец угодить. А летят все мимо. В межзубцовые расщелины… — шептали остывшие камни…
— А как застрянет какая, меж двух зубцов-от, тут тебе и земля-матушка в тряску… — дурманил аромат цветов…
— Стал-быть, звездочка-то жгет. Скалы и хотят ее стряхнуть!.. – пьянили запахи разнотравья…
Сон и дневная усталость совсем сморили пасечника. И видит он: высоко над головой проволока-не проволока, канат-не канат. Только протягивает он свои натруженные за долгий летний день руки. Хватается оберучь за эту горящую холодным светом чудо-дугу, что уперлась одним своим концом в Агайринские скалы-вилы, а другим в каменные бока озер Каракольских. И перебирает, перебирает руками, пока по чудо-дуге не опустился к краю озера.
А над озером белым-бело – туман как вата.
Да только коснулись ноги охотника земли – взвихрило туман!
Клубами пошел он вверх от озерной чаши.
А из озера, не расплескав его зеркальной глади, появился Марал-Золотые рога! И меж рогов-от – звезда серебристо-синяя небесная. Заливает все вокруг нежно-голубым мерцанием. С Марала стекают струи серебристо-звонкие. Бока его усыпаны зернами жемчужными. А спина вся в крупных алмазах!
И идет краса-зверь. Не идет, а плывет в облаках да тумане. Гордо взняв точеную голову с могучими рогами. От озера к озеру. Все выше и выше. На самый пик Ак-Каи. А там с разбегу да с подпрыгу могучим рывком кидает рогами золотыми звезду голубую обратно в поднебесье. И ложится она не куда ей пришлось, а прямо на то место, где до нее уже много звезд уложено в непрерывный ряд через весь небосклон.
Придет то время, когда при дальних переходах своих не надо будет рогачам-маралам и маралухам с маралятками скакать по острым камням с горы на гору. Продираться сквозь чащобу таежную да непролазные колдобины. Брести да плыть через бурные стремительные реки горные с ледяной водою.
Поднимутся они на вершину Ак-Каи по звездному мосту. От хребта Иолго до самого Бащелака. Не поранив копыт, не застудив ног своих. Впереди рогачи. За ними маралухи с маралятками. След в след. Пройдут к вершине. У всех зверей на виду. И никому не досягаемы…
И лишь иногда звезда какая обратно в озеро с легким стуком скатится. Да белое пятно неопределенной формы промаячит на том пути…
«Да… А пятно и правда белое…», — охотник все яснее его различал в темноте ночи. И звезда снова покатилась, легко застучав по камешкам…
Тут он окончательно пришел в себя. Прямо впереди действительно двигалось белое пятно.
«Ага! Так это же косуля! Белеет своим задом. И камешки из-под ее копыт стучат по крутому склону», — охотник прильнул щекой к прикладу берданы. Мушки не было видно. Не видел и самого ствола. Так темна была ночь! Зверя, как ни старался, разглядеть также не мог. Не вполне отчетливо виднелось только белое пятно. Ждать рассвета было рискованно. Косуля в любую минуту могла обнаружить присутствие человека.
«Надо стрелять», — решил охотник и, приостановив дыхание, плавно нажал на спусковой крючок.
Грянул оглушительный выстрел, расколов надвое ночную тишину заснувших гор. Пламя полыхнуло над кудюром. Эхо гулко отозвалось в сиверу и покатилось к верховьям реки, постепенно замирая.
Охотник какое-то мгновение посидел не двигаясь. До его обостренного происходящим слуха не донеслось ни шороха, ни стука. Белое пятно исчезло. «Попал», — пронеслось у него в голове. Не спеша встал он с холодноватого камня. С чувством облегчения в затекших суставах выпрямился. И, осторожно ступая в темноте, приблизился к месту, где, по его предположению, должна была лежать косуля. Косули не было. Сделав еще несколько шагов вниз по склону и ткнувшись носком сапога во что-то мягкое, он остановился.
Восточный край неба только начал отбеливать. И, нагнувшись, можно было разглядеть неясные очертания пораженного зверя. Косуля лежала без движения. Это был куран. Рогатая голова его свисала с камня.
Пасечник поставил к ногам бердану. Достал из кармана кисет с табаком и долгожданную трубку. Набил ее табаком. Отстегнул от пояса огниво с кремнем и трутом. Наложил трут на кремень и, прижав трут пальцем, привычными короткими и точными ударами стал высекать искру. При третьем ударе огнивом по камню не подававший до того признаков жизни зверь стремительно вскочил на все четыре. Сделал отчаянный прыжок в сторону от охотника. И тут же пропал в предутреннем мраке.
У охотника не дрогнул ни один мускул, ни одна жилка. Приложив к табаку и трубке затлевший трут и сделав несколько основательных затяжек, окутав ближайший куст караганы табачным дымом, он вынул, наконец, трубку изо рта. Сплюнул. Стукнул прикладом винтовки оземь. Коротко ругнулся. Поудобнее примостился на влажный от росы камень. И с весело дымившей трубкой в зубах огляделся вокруг.
На востоке светлая полоса неба все ширилась. Стали видны ближние кусты караганы. Затем склон горы, круто уходивший из-под ног вниз. Далее довольно отчетливо обозначились кущи деревьев уже на противоположном склоне. И далее отдельные деревья.
С постепенным, но решительным наступлением нового дня все происходящее вокруг в природе становилось осмысленнее и определеннее.
Вот из-за возвышавшейся на востоке белой шапки Адыгана брызнул ослепительный луч солнца и осветил радостным живительным светом вершины Кендырьлинской гривы, постепенно охватывая склон ее. Только в сиверу было еще сумрачно и сыро, да на дне долины лежала прохладная ночная тень.
Андреян Никифорович снова набил трубку. Раскурил. Встал. Перекинул через плечо винтовку. Взял в руки таяк и стал спускаться в долину навстречу поднимавшемуся от реки туману. Навстречу зарождавшемуся новому трудовому дню.
А.А. Шадрин

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Pages: 1 2

Добавить комментарий

Версия для слабовидящих
Чемальский вестник
Счетчики
Индекс цитирования. Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru Рейтинг алтайских сайтов
«Узнай о своих долгах»!
Рейтинг@Mail.ru